Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Как нужно себя вести в русской женской тюрьме». Если у Вас нет времени на чтение или статья не полностью решает Вашу проблему, можете получить онлайн консультацию квалифицированного юриста в форме ниже.
В женских колониях гомосексуальность в целом в меньшей степени стигматизирована, чем в мужской. В мужской к такому относятся как к серьезному преступлению, поскольку это нарушение главного принципа патриархата. Женщинам общественное мнение всегда позволяло гомосексуальность. Это стереотипно рассматривалось как что-то несерьезное и временное. Это представление нашло отражение в тюремной жизни. В мужской колонии гомосексуальность — это самая тяжелая стигма. Заключенные, вступающие в интимную связь, это люди даже не второго, а пятого сорта. Их игнорируют, с ними нельзя есть, пить, делить что-то. В женской колонии такого нет.
Любовь и секс в тюрьме
Еще одна отличительная черта женской колонии — это очень интенсивное общение, невероятное просто. Это почти единственная практика, доступная им, они больше ничего не делают. Мужчины еще не все работают, а женщины работают и разговаривают. К тому же все на виду. По формальным законам это запрещено, но о любовных историях знают практически все, включая администрацию. Часто сотрудники манипулируют этим.
Гомосексуальность бывает ситуативной, а может быть более серьезной, когда женщина еще до колонии идентицифирует себя как лесбиянка. Ситуативная появляется в силу одиночества и изолированности. Девочки, которые выглядят как мальчики, очень ценятся в колонии. Чтобы завоевать статус, избежать издевательств или иметь возможность греться, некоторые из них начинают вести себя нарочито маскулинно. Нам рассказывали о разбирательстве, когда такую женщину выводили на чистую воду, устанавливая ее биографию. С одной стороны, это немного смешно, но с другой — это значимый момент идентичности. Искренность — одно из самых ценных качеств там. Если человек врет о прошлом, ему и в мужском, и в женском пространстве будет тяжко.
Часто женщины создают псевдосемейные пары, в основном, по двое. При этом они необязательно будут состоять в романтических отношениях. Тут вопрос не в этом. Это ситуация вынужденного сожительства людей с разными характерами и биографиями. В любом случае, даже если нет секса и романтических чувств, людям нужна эмоциональная связь, иначе пары не получится. Колония — это очень агрессивная среда, поэтому иметь какую-то поддержку просто необходимо. Кроме того, «семейницы» делятся друг с другом передачами. Если одна из них раньше освободится, она будет делать передачки для подруги. Это форма защиты и устройства быта, ну и, может быть, определенная склонность женщины к совместному проживанию. Человеку нужно с кем-то поспорить, на кого-то поворчать, рассказать кому-то, как дела на работе, попросить оставить сигарету, выпить вместе кофе. Это внесение смысла в существование: когда ты живешь не только для себя, но и кому-то помогаешь.
Иногда женщины используют сексуальное насилие для демонстрации власти и унижения, но это не так распространено, как в мужской колонии. Чаще, для того, чтобы поставить человека на место, практикуется не сексуальное насилие, а физическое. Там тоже очень много разборок, драк, даже внутри семей и пар.
Романы заключенных с сотрудниками колонии воспринимаются как геройство, но здесь нужно понимать, что мы находимся в пространстве их нарративов и понимания того, что с ними произошло. Например, истории с мужчинами, работающими в колонии, могут оцениваться по-разному.
Отношение к такому роману как к геройству, даже если женщина испытывала унижение, может быть желанием нормализовать свою историю. Такая близость не может считаться полностью добровольной, потому что сотрудник колонии очевидно обладает большей властью, чем женщина-заключенная. Но истории с женщинами-охранницами — это больше про победу, восстановление справедливости. Особенно когда охранница начинает о заключенной заботиться, либо помогать. Но и тут есть свои нюансы, потому что это может быть история о предательстве и эксплуатации. Близость — это ресурс, увы.
В тюрьме, колонии, в несвободе все существующие в свободном обществе системы отношений и механизмы власти доводятся как бы до крайности, выглядят ярче и выпуклее. Наши повседневные желания понимания, разделенности, смысла, близости, справедливости работают и в рамках закрытого института. И там, и там мы можем наблюдать искренность, меркантильность, борьбу за власть и ресурсы и так далее.
После вынесения приговора женщину переводят в следственный изолятор. Для женской психики это огромный стресс, потому что подготовится к тюремной обстановке невозможно. «Заехав в тюрьму», женщины теряют чувство реальности.
Оперативный работник занимается распределением по камерам. Обычно стараются «подобрать» камеру вновь прибывшей, но это делается не ради женщины, а ради спокойствия сотрудников – меньше конфликтов, а значит, легче работать администрации. Поэтому бухгалтерши и чиновницы – в одной камере, «колхозницы» – в другой. Этот принцип нарушается, только если в тюрьму сажают подельниц – обязательно в разные камеры.
На зоне большое значение имеет то, «кто ты есть», твое положение в обществе до тюрьмы. Например, москвичка ты или нет, как часто получаешь передачи, сколько писем тебе пишут, во что одеваешься и что ешь – свою пищу или тюремную. Таким образом, формируется отношение тюремного общества. Хотя статус формируется не только с помощью «дотюремного» положения, но и зависит от личности.
Конфликты заканчиваются на повышенных тонах, но драк практически нет, а если они случаются, то без тяжких повреждений. Убийства – вообще редкий случай в женской камере. Если о возникшем конфликте узнает администрация тюрьмы, то виновную накажут, и найти зачинщицу просто. Поэтому стараются не конфликтовать без весомого повода.
На зоне большое значение имеет то, «кто ты есть», твое положение в обществе до тюрьмы. Например, москвичка ты или нет, как часто получаешь передачи, сколько писем тебе пишут, во что одеваешься и что ешь – свою пищу или тюремную. Таким образом, формируется отношение тюремного общества. Хотя статус формируется не только с помощью «дотюремного» положения, но и зависит от личности девушки.
«Старушка» и «параша»
Так уж повелось, что отхожее место в тюрьмах как мужских, так и женских, никогда не называют туалетом. Унитаз, ведро, бадья для нечистот именуется «парашей», реже «старушкой». Так было заведено в тюрьмах до революции и после нее. Даже дамы из дворянских семей, оказавшиеся волей судьбы в советских лагерях, использовали эти тюремные термины.
«Бычкососки» и «колхозницы»
Самую низшую ступень иерархии в женских местах заключения занимают «колхозницы» — глупые, неопрятные и затюканные жизнью зечки. Недалеко от них расположились и «бычкососки» — опустившиеся заключенные, потерявшие чувство собственного достоинства. Для них попрошайничество, поедание объедков или собирание окурков — обычное дело. Конечно же, другие женщины стараются держаться от таких сиделиц подальше.
В женских тюрьмах часто устраиваются разнообразные концерты, мероприятия и даже настоящие конкурсы красоты. Обычно «зэчки» с удовольствием принимают в них участие, поскольку это позволяет отвлекаться от работы и чувствовать себя частью общества.
«Некоторые даже умудряются себе в камерах делать причёски, маникюр, педикюр. Так себе настроение подымают» — делится воспоминаниями бывшая заключённая.
Особое положение в женской тюрьме или колонии занимают женщины, которые находятся там с детьми. Многие из таких детей были рождены в неволе. Для рожениц создаются условия, чтобы они могли ухаживать за ребёнком. По достижению трёхлетнего возраста малыша отдают родственникам заключённой. Если их нет, то кроху отправляют в детский дом.
Несмотря на то, что женские тюрьмы считаются довольно спокойными местами, а представительницы прекрасного пола совершают меньше жестоких преступлений, на женской «зоне» много жестокости. Низшей кастой считаются те, кто попал в тюрьму за детоубийство. Их всячески унижают и бьют. Также жестоко обращаются с теми, кто пользуются большими благами чем остальные либо вот-вот выйдет на волю.
Хотите больше интересных публикаций от интернет-издания «Русская Судьба»? Экономьте свое время, подписывайтесь на нас в социальных сетях: #Вконтакте #Одноклассники #Фейсбук
Гомосексуальные связи в женских зонах и тюрьмах, в отличие от мужских тюрем и лагерей, никогда не считались чем-то, что роняет достоинство одной из зэчек. В мужской колонии гомосексуальность это самая тяжкая провинность, заключенные вступающие в интимную связь в пассивной роли, это люди даже не второго, а пятого сорта. Их всячески игнорируют, с ними нельзя есть, пить, делить с ними что-либо.
В женской колонии такого нет, жаждущие близости одинокие женщины создают пары и окружающие к этому относятся вполне нейтрально.
Лесбийские пары в местах лишения свободы бывают двух видов.
- Одна категория называется «половинки». В такой категории обе девушки выглядят и ведут себя вполне по-женски, зачастую это первоходки, которым просто стало одиноко и захотелось тепла и близости. Эти отношения больше напоминают дружбу с романтическим подтекстом.
- Вторая категория отношений возникает между так называемыми «коблом» и «ковырялкой». Коблом называют зечку, которая практически лишилась женских черт, и голосом, и манерами, и фигурой она похожа на мужчину, да так, что иной раз и не отличишь. Такие коблы, оказавшись в камере, начинают искать себе пару. Завоевав партнершу, они ведут себя вполне по-мужски, защищают свою подружку, ревнуют ее, стараются баловать, а иногда и демонстрируют настоящий деспотизм.
Секс в женской колонии.
Лесбийской любовью охвачено больше половины сидящих женщин. Согласно исследованиям психологов Московского научно-исследовательского центра психического здоровья, проводимым в учреждениях российской тюремной системы, женщина в тюрьме по причине отсутствия необходимых тактильных контактов с близкими и эмоциональных связей «ломается» еще гораздо быстрее, чем мужчина.
Психика у женщин не выдерживает уже после 2-х лет принудительного отрыва от дома, родных, семьи, у мужчины же это происходит после 3-5-ти лет. Нередко в таких условиях вместо настоящего чувства женщина, нуждающаяся в нем, начинает искать некий суррогат чувства.
Но по мимо длительного воздержания, секс издевательства в женских тюрьмах имеют быть место.
Как утверждают исследователи, вынужденной лесбийской любовью в России охвачено больше половины женщин в тюрьме. Подобная картина характерна для большинства женских исправительных учреждений, объясняет бывшая осужденная Мария, которая два года отсидела в колонии.
В женских колониях не «опускают» и не насилуют
От тюрьмы и сумы – не зарекайся. Это народная мудрость, с которой не поспоришь. О том, как зоны ломают судьбы людей, давно известно. Только в большинстве случаев разговор идет о мужчинах. А каково там женщинам? Именно этот вопрос интересовал нас, когда мы попытались найти бывших зэчек.
Разговаривать с нами согласилась только Ольга Серебрякова: «А давайте! Мне скрывать нечего». 36-летняя женщина отсидела три года за убийство мужа (приговорили ее к четырем годам, но за примерное поведение выпустили досрочно). О том, как это произошло, Ольга говорит неохотно, стараясь не вдаваться в подробности.
В 1997 году Ольге был 31 год. Муж, двое детей. Нельзя сказать, что семья была счастливая – супруг пил. Да не просто, а не выходил из запоя.
– Одиннадцать лет я терпела выходки мужа, – говорит Ольга. – Сначала он приходил и сразу ложился спать, а в последние годы начал показывать, кто в доме хозяин. Придирался к детям, избивал их, а я заступалась. Естественно, что всю злобу он вымещал на мне. Бил жестоко, до полусмерти. В 30 лет у меня уже не было зубов, до сих пор болят суставы. Естественно, я писала заявления в милицию. Ему даже год условно дали. В конце концов мы развелись, но продолжали жить вместе – пресловутый квартирный вопрос. В тот день он пришел домой как всегда пьяный. Снова придирки, драка. До сих пор понять не могу, откуда у меня взялись силы: я его повалила на кровать и привязала веревкой за шею к спинке. Не сильно, а чтобы он просто встать не мог, думаю, проспится – успокоится. Сама детей в охапку и прочь из квартиры. Когда мы вернулись через несколько часов, он был уже мертв. Он практически сидел на полу, веревка врезалась в шею – пытался встать. Меня обвинили в предумышленном убийстве и прямо из зала суда отправили в СИЗО.
Там Ольгу продержали около месяца. Она говорит, что это было самое страшное и тяжелое. В камере, рассчитанной на 14 человек, находилось 25. Первое время приходилось спать на полу, на стареньком матрасе – не хватало мест.
– Такого, как показывают в кино: «Твое место около параши» или какой-нибудь проверки на вшивость, не было. А вот отношение надзирателей действительно ужасное. Мы, осужденные, для них не люди. Как только попадаешь в СИЗО, становишься просто безликой массой.
Спустя месяц Ольга пошла по этапу. Сидеть ей предстояло в самарской колонии. До места добирались неделю, ехали в «столыпинском» вагоне, который прицепляли к пассажирскому поезду. Сам вагон поделен на несколько камер-купе, между которыми металлические перегородки. Вместо дверей – решетка. Окна только по одной стороне.
– Как же вас в туалет водили?
– Один, максимум два раза в сутки. Причем не тогда, когда попросишься, а когда уже кричать начинаешь. Приходилось терпеть до боли, до слез. Тогда могли сжалиться и вывести. Некоторые женщины, у которых это не первая ходка, с собой брали полиэтиленовые пакеты, в которые и «ходили», а потом выбрасывали.
После распределения Ольга попала на так называемую промзону, где шили камуфляжные костюмы для военных, милиции. Проработав там несколько месяцев, она оказалась в столовой. Это считалось очень хорошим местом. Сначала Ольга мыла посуду, а потом резала хлеб.
– На этой должности был оклад, – говорит собеседница, – так что я надеялась, что к концу срока получится приличная сумма. Вообще заработок заключенного делится на четыре. И четвертая часть – это доход, если можно так сказать, осужденного, остальное идет колонии. Так, в последнее время я зарабатывала 64 рубля в месяц.
Забегая вперед скажем, что за 3 года Ольга получила чуть больше пятисот рублей – не хватило даже на дорогу домой.
В Ольгином отряде насчитывалось 80 человек. Всего же в колонии было порядка полутора тысяч заключенных. С «малолетки» переводили 18-летних, была и 70-летняя бабушка, которая сидела за убийство. В последнее время стали привозить женщин, больных СПИДом. Их селили в специальном бараке, отдельно кормили. Вообще еда – особая тема на зоне. Вроде, и кормят, но заключенные постоянно испытывали чувство голода. Естественно, что в столовой процветало воровство. Заключенные тянули буквально все: мясо, сахар, крупу. Естественно, что рано или поздно воришек ловили и наказывали. По словам Ольги, в первое время кормили их отвратительно. Основное блюдо – перловка с мясом. Но это невозможно было есть. «Вы только представьте, – сокрушается женщина. – Размешаешь это месево, а там черви. Или перловка пропала, или мясо давали протухшее, не знаю » А в последнее два года стали более-менее сносно кормить. На обед – первое, второе, компот. Больным (туберкулезники, диабетчики) раз в неделю давали по стакану молока, вареному яйцу.
– У нас в отряде была своя кухня, – говорит Ольга. – Там можно было приготовить себе какое-нибудь лакомство. Так, очень часто жарили хлеб. Но не просто так, а по специальному рецепту. В воде разводится немного сахара, добавляется сода. В этот сироп окунали хлеб и жарили на подсолнечном масле. Гренки получались пышные, мягкие. А на праздники, Новый год, например, делали тортики. Черный хлеб резали вдоль – получались коржи, которые промазывали или сгущенкой, или разведенным сухим напитком («Юпи», например). Это очень вкусно.
Большинство женщин из нашего отряда отбывали сроки за распространение, перевозку, употребление наркотиков, – говорит Ольга. – Самара, Тольятти – в этих городах наркомания очень распространена. А вот позорных статей, как в мужских колониях (за изнасилование, например) не было. Не уважали только воровок, потому что они могли украсть и у своих. И воровали, кстати. Естественно, тут же начиналась драка, выяснение отношений: вцепятся друг другу в волосы, лица расцарапают. Часто устраивали ссоры лесбиянки. Таких у нас в отряде хватало. Но на зоне они совсем другие, нежели в обычной жизни. Женщина, которая взяла на себя роль мужчины, на зоне называется кобла или кобёл. Его (ее?) подружка – ковырялка. Но для них это было оскорбительно. Так вот коблы брали себе мужские имена, коротко стриглись, старались говорить басом. Вообще, они превращались в мужчин: менялась походка, даже черты лица становились грубее. Естественно, что и роли у таких парочек были строго распределены. Проблема коблы – достать или купить чай, какие-то продукты. А вот его (ее?) подружка должна все это приготовить, на стол накрыть. Никаких ухаживаний, как это происходит между мужчиной и женщиной не было. Все сдержанно и сухо. Кстати, никого там не насиловали, не заставляли заниматься сексом. Все происходило по обоюдному согласию.
В колонии была еще одна проблема – одежда. Если мужчинам выдают робы, то женщины ходят в том, в чем их забрали. Только зимой выдавали телогрейки и кирзовые сапоги. Выдавали и нижнее белье: одни трусы на год.
– Очень тяжело приходилось тем, кто не получал передачки, – вспоминает Ольга. – Такие, как правило, становились «шестерками». Сами подходили к тем, кто побогаче и предлагали постирать, что-нибудь приготовить. Расплачивались с ними сигаретами (кстати, на одного человека в месяц полагалось всего 8 пачек), чаем, поношенным бельем. Естественно, что никаких гигиенических принадлежностей нам не выдавали. Приходилось самим решать эти проблемы: в ход шли старые юбки, платья.
Гомосексуальные связи в женских зонах и тюрьмах, в отличие от мужских тюрем и лагерей, никогда не считались чем-то, что роняет достоинство одной из зэчек. В мужской колонии гомосексуальность это самая тяжкая провинность, заключенные вступающие в интимную связь в пассивной роли, это люди даже не второго, а пятого сорта. Их всячески игнорируют, с ними нельзя есть, пить, делить с ними что-либо.
В женской колонии такого нет, жаждущие близости одинокие женщины создают пары и окружающие к этому относятся вполне нейтрально.
Лесбийские пары в местах лишения свободы бывают двух видов.
Одна категория называется «половинки». В такой категории обе девушки выглядят и ведут себя вполне по-женски, зачастую это первоходки, которым просто стало одиноко и захотелось тепла и близости. Эти отношения больше напоминают дружбу с романтическим подтекстом.
Вторая категория отношений возникает между так называемыми «коблом» и «ковырялкой». Коблом называют зечку, которая практически лишилась женских черт, и голосом, и манерами, и фигурой она похожа на мужчину, да так, что иной раз и не отличишь. Такие коблы, оказавшись в камере, начинают искать себе пару. Завоевав партнершу, они ведут себя вполне по-мужски, защищают свою подружку, ревнуют ее, стараются баловать, а иногда и демонстрируют настоящий деспотизм.
Естественно, что и роли у таких парочек строго распределены. Проблема кобла достать или купить чай, какие-то продукты, а вот ее подружка, которую называют ковырялкой, должна все это приготовить и накрыть на стол.
Интимные отношения в женских колониях происходит по обоюдному согласию. Лесбийские пары бывают очень прочными, иногда такие отношения длятся весь период заключения, а случается, что и сохраняются после освобождения.
В женской тюрьме есть категория заключенных, которые попадают в сексуальное рабство к надзирателям и другим представителям лагерной администрации («кумовьями»). Зэчки называют их «рублевыми». Это понятие пришло еще из сталинского ГУЛАГа. За свои услуги сексуальные рабыни получают определенные привилегии: могут не выполнять общие работы, получают дополнительное питание и пр.
Не все «рублевые» одинаковы. В 20-50 годы на Соловках существовала целая классификация привилегированных узниц: «полурублевые», «15-копеечные» (или «пятиалтынные») и собственно «рублевые». В зависимости от ранга женщина получала разные послабления и «бонусы». Если же зэчка отказывалась вступать в сексуальный контакт с «кумом», она была обречена на постоянные жестокие притеснения.
«Колхозницы» и «бычкососки»
Низшую категорию заключенных составляют «колхозницы» — забитые и глупые зэчки . Сюда же можно отнести и «бычкососок». Так называют слабовольных, опустившихся сиделиц , которые не брезгуют подбирать окурки за другими.
При всей грубости лексикона и жесткости градации заключенных жизнь в женских колониях проще и сноснее, чем в мужских. У женщин меньше агрессии, реже случаются жестокие конфликты с членовредительством, зачастую даже налагается запрет на использование в разговорах тюремной «фени ». За соблюдением этого правила следит старшая по отряду.
Самые презираемые зечки в женских МЛС несколько отличаются от представителей низжих мастей в мужских зонах и тюрьмах – здесь иерархическая лестница имеет свои ступени. В первую очередь, в женской тюрьме имеет значение личность осужденной, а не ее послужной список отсидок и прежних криминальных «заслуг».
Строго говоря, в женских зонах и тюрьмах почти нет определенных категорий зечек, которых изначально и принципиально гнобят и прессуют – все зависит, главным образом, от личностных качеств осужденной. Изгоев в женских МЛС, в основном, просто сторонятся.
Одни из самых презираемых в женских МЛС – героинщицы, наркоманки с большим стажем. Это выхолощенные в моральном плане особи, способные продать и предать буквально за щепоть чаю, кусок мыла или сигарету. Любую стоящую информацию, исходящую от новой знакомой, они стараются «монетизировать», стуча администрации МЛС.
В зонах и в камерах СИЗО сиделицы стараются жить «семьями» – завести себе подругу (подруг) по несчастью и заниматься с ними общим нехитрым хозяйством. Это не имеет ничего общего с лесбийскими наклонностями – просто так легче выжить в заключении, к подобному способу обустройства в особых условиях женщин толкает инстинкт семейственности, заложенный в представительнице слабого пола изначально, свыше. Героинщицы – одиночки, в «семью» их никто не принимает.
Женщины в отличие от мужчин по определению более словоохотливы, поэтому некоторые сиделицы сдать могут даже не умышленно, а «по простоте душевной». Таких в зонах и тюрьмах тоже сторонятся, но особо не гнобят – «старшая» знает всех стукачей в камере или в отряде, и считается, что уж лучше «своя», чем присланная новая, от которой не знаешь, чего ожидать.
Уклад жизни в женских тюрьмах и колониях довольно сильно отличается от того, что существует в мужских. Как утверждают специалисты по криминальной психологии, здесь нет «понятий», представления о том, что хорошо, а что запрещено сильно разнятся, да и вся система взаимоотношений выглядит иначе. Однако, тюрьма есть тюрьма. На женских зонах тоже существует кастовая система, здесь тоже могут «опустить», и важнейшие этапы пребывания в камере с другими зечками так же сопровождаются ритуалами. Все эти нормы сложились еще в советские времена.
Любовь в женских тюрьмах
В отличие от мужских зон, гомосексуальные связи в женских зонах и тюрьмах, никогда не считались чем-то, что роняет достоинство одной из зечек. Жаждущие близости и секса одинокие женщины создают пары, и окружающие к этому относятся вполне нейтрально. Лесбийские пары в местах лишения свободы бывают двух видов. Одна категория называется «половинки». В такой паре обе дамочки выглядят и ведут себя вполне по-женски. Зачастую это «первоходки», которым просто стало одиноко и захотелось тепла и близости. Вторая категория отношений возникает между «коблом» и «коблихой». «Коблом» называют зечку, как правило, «второходку», которая практически лишилась женских черт, и голосом, манерами, фигурой похожа мужчину, да так, что иной раз и не отличишь. Такие «коблы», оказавшись в камере, начинают искать себе пару, флиртовать и заигрывать. Завоевав «коблиху», они ведут себя тоже вполне по-мужски: защищают свою подружку, ревнуют ее, стараются баловать, а иногда и демонстрируют настоящий деспотизм. Лесбийские пары бывают очень прочными. Иногда такие отношения длятся весь период заключения, а случается, сохраняются и после освобождения.
Бывают и отношения с мужчинами. Чаще, конечно же, они носят платонический характер. Например, если в обслуге или среди надзирателей женской колонии вдруг объявляется мужчина, он становится объектом влюбленности сразу нескольких зечек. Иногда зечки ухитряются крутить романы с заключенными мужчинами. Например, если тюрьмы расположены так, что видны окна или часть двора, по которым водят заключенных. Случайные встречи на пересылках, по дороге в зал суда и т.п. очень подогревают романтические чувства. В большинстве тюрем развита система передачи «маляв», то есть, писем. В этих «малявах» тюремные Ромео и Джульетты и изливают свою любовь.
И совсем экзотические способы «любви на расстоянии» бытовали в женских тюрьмах в советское время. Если окна камер мужской и женской тюрьмы бывали расположены друг напротив друга, то женщины устраивали такой трюк: переворачивали одну из своих подруг вниз головой и раздвигали ей ноги, а затем поднимали ее так, чтобы было видно мужчинам. Вскоре после этого по «дорогам» — веревочкам для передачи «маляв» начинали двигаться … презервативы со спермой. Женщины считали, что таким образом можно забеременеть. Даже ходит множество историй о тех, кому это удавалось. Пускаются на подобные эксперименты по очень простой причине: беременным находиться в местах лишения свободы намного комфортнее. У них лучше питание, их не заставляют работать, да и камера у них самая удобная и светлая, чаще бывают прогулки. Родив, женщина тоже имеет ряд послаблений.
В российских тюрьмах часто можно встретить так называемых «мамок» — женщин, бывших на воле сутенёршами и держательницами притонов. Им стать криминальными женскими авторитетами проще простого. Благо опыт в ведении дел в женском коллективе у них уже имеется. «Мамки», попав в тюрьму, быстро наводят порядок и устанавливают свои правила в камере. Большинство зечек старается всеми силами приблизиться к «мамкам» и стать частью их свиты. Это сулит большие привилегии.
Но приблизиться к «мамке» в тюрьме не так-то просто. Для этого как минимум нужно отсидеть хотя бы половину срока. Особенно котируются заключённые, которым родня часто присылает большие передачки. Но и это не может гарантировать повышения в статусе. Кроме того, женщины в тюрьмах могут стать авторитетами и другими путями.